Слово шамана [= Змеи крови] - Александр Прозоров

— Может и верно это, — кивнул Росин, тоже выпил и потянулся к осетру, решив плюнуть на приличия. — Да только странно это, свою страну самому надвое делить.

— Уж лучше своей волей поделиться и вместе жить, нежели, подобно немцам французским, между собой, на своей земле кровь проливать, брат на брата войной идти, смерть в семьях древних учинять. Государь милостив. Он не крови хочет, он желает Русь, Господом ему на попечение доверенную, сильной сделать. Дабы ворогов не боялась более, и будущего своего не страшилась.

— Может, и верно государь поступил, — снова кивнул Росин. — Интересно, а меня вместе с землями и мануфактурами куда отписали? Земству, или опричнине?

— А сам ты чего хочешь? — дернул себя за бороду опричник. — По старому обычаю жить, или к гocyдарю податься?

— Ну, — задумчиво глядя на шершавый бок рыбины, Росин обнажил свой тонкий обеденный нож. — Понимаешь, боярин, в детстве меня учили, что свобода и демократия — это хорошо, а феодализм и тирания — это плохо. Я, конечно, понимаю, что демократия со свободой — понятия в высшей степени пошлые и замызганные множеством уродов, но тем не менее… Разбираться с начальствующими дураками мне еще до переезда сюда надоело. Не хватает еще, чтобы они помимо должности родовитостью гордились. Короче, боярин Андрей, я с вами. Царь мне дороже предателей, быть на одной стороне с князем Курбским я не хочу.

— Я так и думал, — боярский сын потянулся к четвертому кувшинчику. — Не даром и Зализа, и сам я за тебя перед Иваном Васильевичем поручились. Давай за это настойки зверобоевой с тобой отпробуем. За Русь!

— За Русь, — согласился Росин, выпил водку одним глотком, после чего наконец-то вонзил свой нож рыбе в бок, выворачивая себе из ее спины шмат белого рассыпчатого мяса. — Ты меня завтра к ювелирам итальянским проводишь, боярин Андрей? Хочу что-нибудь благоверной своей присмотреть.

— К венецианским? — уточнил опричник. — Нет, не провожу. К государю завтра поедем, он тебя ждет. Али ты думал, я тебя в Москву вызывал токмо ради вопрос этот задать? Нет, дел на Руси и иных хватает немало.

* * *

В Кремль они отправились сразу поутру, позавтракав на скорую руку и выпив по паре глотков терпкого немецкого вина. Росина сразу насторожила, что вместо положенных по обычаю роскошных, запряженных цугом саней, они отправились к царю верхом, в сопровождении всего двух толбузинских холопов, однако он не стал задавать глупых вопросов или пытаться отвертеться от поездки. Уж коли решил поверить в правителя — нужно довериться ему целиком и полностью. Когда собственного начальника в предательстве подозреваешь, какая может быть служба? Виляние одно и постоянное оглядывание назад — не готовят ли удара в спину? А идти вперед, постоянно оглядываясь за спину, дело невозможное.

Влетев на царский двор, остановились они так же не у парадного крыльца, множеством арок уходящего на второй этаж, а сбоку, у неприметной двери, никем даже не охраняемой.

Андрей Толбузин, оставив скакунов слугам, пошел вперед, уверенно поворачивая в узких темных коридорах. Завел в какой-то угол, по винтовой лестнице, освещенной узкими бойницами, забранными слюдой, поднялся наверх.

— Стекла бы у меня купили, боярин Андрей, — посоветовал Росин. — И внутри светлее бы стало, и видно, что снаружи делается.

— Баловство одно эти стекла, — хмыкнул опричник. — Дорогие больно, и прозрачные. Голытьбу уличную соблазняют внутрь заглядывать. А коли во двор ставить: так чего я во дворе своем не видел? Можно и слюдой обойтись.

— А холодно чего во дворце?

— Так оно и легче, — на этот раз Толбузин широко улыбнулся, покосившись на скромную потертую рясу спутника. — Все одно, гости сюда только в шубах дорогих да жарких ходят.

Росин промолчал, сведя руки и засунув ладони в широкие рукава. Дохнул — но пар изо рта не пошел. Видимо, печи в царском дворце все-таки топили.

— Не прогреть его нынешней зимой, — неожиданно признал опричник. — Вымерз насквозь, пока государь в Александровской слободе был. Теперь до весны…

Они повернули из коридора в обширную комнату, где на лавках сидело несколько одетых в броню бояр. Здесь стало заметно теплее, и Росин даже выпустил ладони наружу. Один из воинов встал, но Толбузин широко развел руки в стороны, показывая, что оружия при нем нет, и старший караула махнул рукой:

— Ладно. А ждет ли?

— Ждет, — кивнул опричник и спокойно двинулся дальше, к низкой узкой двери рядом с печью, перед которой лежала высокая охапка дров. По всей видимости, боярский сын Андрей Толбузин пользовался здесь непререкаемым авторитетом, поскольку слова его оказалось достаточно, и никто из бояр не счел нужным поинтересоваться, что за монах идет с ним к царю.

Низко поклонившись притолоке, Костя шагнул в дверь следом за опричником, и оказался в узенькой келье шириной метра в три, и длиной около пяти. По стенам до низкого — в полтора роста — потолка возвышались книжные полки, заставленные толстыми фолиантами с кожаными переплетами, заваленные множеством свитков. Не забитые, а просто заполненные — с таким расчетом, чтобы нужную книгу или документ было легко найти и извлечь.

Дальний конец комнаты упирался в большое окно, закрытое заправленными в небольшие рамочки слюдяными пластинами. Перед окном стоял тяжелый дубовый стол за которым, на кресле с матерчатым сидением и матерчатой спинкой сидел монах в длинной черной рясе и кожаном клобуке.

— Мы здесь, государь, — тихо сказал Толбузин.

— Подожди, — кивнул монах, громко чиркая гусиным пером в лежащем перед ним свитке. Время от времени он с тихим шуршанием проматывал свиток дальше. Шуршание получалось куда более тихим, нежели яростное царапанье кончиком пера по бумаге. Наконец последняя точка была поставлена, и хозяин кабинета отложил свиток на край стола с командой: — Переписать.

Хотя к кому он обращался, было совершенно непонятно.

Монах встал, кивнул низко склонившемуся опричнику, с интересом оглядел гостя.

— Никак все еще в моем наряде гуляешь, Константин Алексеевич?

— С царского плеча, государь, — парировал Росин. — Выбрасывать грех.

— Каковы заслуги, такова и шуба.

Костя моментально заткнулся. Уж не ему, получившему царской волей невесту с приданным на сотни тысяч новгородских рублей, тявкать на счет неподаренной одежонки. Особенно учитывая, что невеста оказалась молодой, красивой и жадной на ласку. И ныне уже родила ему сына и дочь.

Царь Иван Васильевич, что вскоре получит прозвище «Грозный», после их последней встречи весьма возмужал. Вроде, даже ростом прибавил, почти сравнявшись с Росиным. Выпрямившись, оказался строен и красив; имел высокие плечи, широкую грудь, прекрасные волосы, выпирающие из-под клобука, длинные усы, но короткую бороденку. Сейчас, глядя в упор, Костя с хорошо различал римский нос, небольшие светло-серые глаза. Да и вообще, лицо было приятное, незлобное.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});